Многие спектакли «Мелиховской весны» играются на террасе чеховского дома, в котором писатель поселился совсем молодым, 32-летним, и прожил около семи лет. Аромат цветущей сирени, шелест лип, соловьиные трели — запахи и звуки не просто включаются в партитуру спектаклей, но отчасти режиссируют их, подправляют театральные замыслы.

Другая фестивальная площадка — бревенчатый амбар с сеновалом, распахнув ворота которого, можно расширить сценическое пространство в сад. И даже тех, кто выступает на традиционных сценах Серпуховского театра и Чеховского ДК, мелиховская атмосфера поддерживает.

В этом году территория фестиваля захватила и Москву — в его программу вошли «Тарарабумбия» Дмитрия Крымова, «Чайка» театра «Амфитрион», «Палата № 6» Театра на Малой Бронной, и Петербург — с «Водевилями» Театра на Васильевском. Все они уловили и тонкие вибрации Мелихова, и грубоватые ожидания «простых» зрителей: кроме критиков и чеховедов на спектакли приходят подмосковные жители и дачники.

Особенность «Мелиховской весны» — разнообразие программы. Так было и на этот раз. С умными «Водевилями» Анджея Бубеня соседствовал непритязательный, с куплетами и репризами, спектакль «Любовь, любовь, любовь» («Медведь» и «Предложение») театра «Колесо» из Тольятти — восстановление старой постановки основателя театра Глеба Дроздова. Большие споры вызвал «Иванов» в зеленоградском театре «Ведогонь». Карен Нарсисян поставил пьесу как фарс на грани фола. Здесь Шабельский (Петр Василев) и Боркин (Вячеслав Семеин) «работают» коверными — тонким и толстым, а сам Иванов (Павел Курочкин) очень похож на своего дядю — впервые таким буквально очевидным стало кровное родство персонажей.

Спектакль ГИТИСа «Моя жизнь» (курс Алексея Бородина, режиссер Ольга Якушкина) — исповедь молодого человека, который не хочет следовать общественным и сословным предначертаниям. Не потому что бунтует, а потому что органически неспособен жить по лжи. Эта исповедь прозвучала предельно честно. Мисаила, который является пружиной всего действия, рыжий голубоглазый Антон Савватимов сыграл как чеховского князя Мышкина. Пусть не все студенты пока естественны в образах, но все умеют играть прозу, и для всех спектакль — личное серьезное высказывание, ставшее общим важным делом. По крайней мере, еще две роли состоялись — Клеопатры, сестры героя (Александра Аронс), и пьяницы маляра — умницы-простака с золотыми руками (Кирилл Комаров).

Традиционно фестиваль показывает спектакли подмосковных театров. «Барыня» Мелиховской театральной студии (режиссер Владимир Байчер) — инсценировка юношеского рассказа Чехова, в котором барыня развращает и разрушает крестьянскую семью Максима Жукова. Речь идет о зле, которое порождает зло, о пороке, грехе и вине. Зло в спектакле получилось очень ярким, но не вполне чеховским.

Молодая барыня — Марина Суворова — эффектная женщина, органически чуждая морали. Точно ведет свою партию и Сергей Кирюшкин, играющий поляка управляющего. Сложнее с крестьянами. В форме существования актеров во многих сценах, в костюмах, пении — некая псевдонародная сувенирность, которая явно идет вразрез с замыслом постановки.

Честность, стремление приблизиться к истине, неосуществимое, но необходимое, — и в спектакле «Кошмар» Северного драматического театра им. М. А. Ульянова из городка Тары Омской области. Режиссер Константин Рехтин объединил рассказы «Враги» и «Кошмар», в которых сталкиваются герои-антагонисты, принадлежащие к принципиально разным мирам и неспособные понять друг друга. Строго поставленные и сыгранные диалоги-дуэли производят сильное впечатление. Вот только во «Врагах» Василий Кулыгин (доктор, потерявший ребенка) явно переигрывает Олега Шатова (помещик), а в «Кошмаре» — трогательно неловкий Роман Николаев (отец Яков) — Михаила Синогина (помещик, написавший на священника донос). Режиссер и артисты слишком определенно становятся на одну сторону. А ведь у Чехова «никто не знает настоящей правды». Слишком затейливо, манерно выглядят пластические экзерсисы рассказчиц, которым отдан текст от автора. Впрочем, на «Мелиховской весне» тарский театр и мелиховская студия сыграли премьеры, так что работа над спектаклями впереди.

Художественный руководитель Львовского национального академического украинского театра им. Марии Заньковецкой Алла Бабенко на каждую «Мелиховскую весну» посылает своих артистов с премьерой. Эти постановки прозы построены по принципу дуэта-воспоминания. Актеры произносят (проживают) один и тот же текст, то подхватывая друг друга, то повторяя одни и те же фрагменты, но оценивая их по-разному. Возникает не просто рассказ, но диалог, спор, попытка совместить разные точки зрения — таков поиск истины. Чехов «на мове» звучит непривычно певуче, нежно, чувственно, актеры играют эмоционально открыто, подробно интонируя, акцентируя новые смыслы. Роли досконально психологически разобраны, и рассказы, сохраняя прозаичность, предстают ярким и детально придуманным игровым действом.

Нынче киевляне Татьяна и Тарас Жирко показали «Даму с собачкой» (спектакль давний, восстановлен с новой исполнительницей), а львовяне впервые привезли не прозу, а пьесу — премьерный «Вишневый сад», разложенный на троих.

Лопахин (Юрий Чеков) и Раневская (Любовь Боровская) сталкиваются в Париже через десять лет после продажи вишневого сада. Что они вспоминают? Кроме них есть в спектакле еще один персонаж. Александра Люта представляет героев, вводит в курс дела, говорит о сакральном значении вишни, комментирует, подсказывает, подталкивает, зачитывает фрагменты из чеховских писем, ремарки. Нет, она не Автор — она играет представителя автора, человека от театра, представителя всех персонажей — Ани, Дуняши, Шарлотты, Фирса… И параллельно сюжетам о любви и погибшем вишневом саде выстраивается третий сюжет — о том, как создавалась пьеса. Вернее, она создается будто бы на глазах зрителей.

А еще на нынешней «Мелиховской весне» встретились два «Дяди Вани» — эстонский и липецкий.

Театр «Theatrum» привез многотонную фуру с декорациями. Он не просто обжил предложенный для игры амбар, а полностью преобразил его с помощью множества дверей — по количеству комнат в доме Войницких. Двери лежат, висят, служат перегородками и столешницами. Справа у фортепиано свалены мешки с мукой, которые работники время от времени взвешивают на хозяйственных весах (художник Владимир Аншон).

Режиссер Лембит Петерсон с огромным уважением, без всяких резких движений, хотя и не без юмора, читает классический текст именно как классический.

«Дядю Ваню» Липецкого театра драмы в постановке Сергея Бобровского играли на веранде. Стол с самоваром, чашками и вареньем стоял перед первым рядом зрительских скамеек. Еще один самовар небрежно был брошен в траве, чуть в стороне, и зрители запинались о него в антракте…

Яростный в жажде любви Астров (Андрей Литвинов). Иван Петрович Войницкий (Владимир Борисов) — рыхловатый бледный Пьеро в широкой белой блузе с бантом. Кажется, как такой может управлять имением? Но вот отвернулся от Серебрякова — и такой цепкий взгляд за стеклами очков блеснул. Действительно некрасивая, худая, смиренная Соня (Александра Громоздина) — лицо ее чудесно просветляется. Но совсем она не знает взрослой жизни. Елена Андреевна (Анастасия Абаева) — ровесница Сони. Только-только из консерватории. Бедные девочки! Обе — потерявшиеся во взрослом мире дети.

Поначалу не понимающая происходящего настолько, что кажется глупой, Елена Андреевна взрослеет, полюбив Астрова. С Серебряковым (Михаил Янко) ей ужасно — он самонадеянный позер, склонный к эффектам, неумный, малодушный, фальшиво-пафосный комедиант, привыкший вещать и поучать, очаровывать и подпитываться чужой энергией.

Ни один из актеров не солгал ни разу. И все вместе прожили не «сцены из деревенской жизни», а маленькую, единую на всех жизнь. Режиссер любит и умеет с ними работать. Актеры подробны, основательны в своих ролях. Режиссерские задачи тоже ясны — прочесть Чехова вместе с актерами как впервые; ясна и мысль — каждый хочет другой, невозможной, жизни, и в этом желании оживают все: умные и глупые, талантливые и бездарные. Любовь, счастье неосуществимы, но кому-то даруются, пусть на миг. А спасение от несчастья — в неустанном труде.

Ну а еще на спектакле переживаешь удовольствие от массы придумок. Первое появление дяди Вани: он втаскивает тяжеленную пишущую машинку и пытается поставить ее на шкаф. Астров легко вскидывает ее туда. В ночной сцене Астров говорит Соне, что у него нет огонька впереди, который помогал бы идти во тьме. Девушка зажигает свечу и идет к деревьям, за спины зрителей. Переспрашивает: «Нет?» Серебряков прикрывается от выстрела дяди Вани… самоваром, который до этого без дела валялся под ногами. Ружье выстрелило! А морфий Иван Петрович спрятал… в пишущей машинке.

В финале слезы, которые льют герои, не лишают нас надежды. Мелихово вновь и вновь дарит живого Чехова, не гаснет огонек на веранде его дома.

www.ptj.spb.ru