Вот вам факты, заставляющие поверить в магию нумерологии, науки о числах.
 За последние годы гоголевская «Женитьба» трижды была поставлена в крупных театрах: имени Маяковского, Ленкоме и санкт-петербургской Александринке. Только что выпущенная в Липецком академическом театре имени Л.Н. Толстого постановка данной комедии, о чем и пойдет речь ниже, тоже третья. В нашей области. Первым «Женитьбу» показал елецкий «Бенефис», затем - Липецкий драматический театр (своего рода мюзикл, и под названием «Свадебная карусель»).

Наконец, три тройки есть в спектакле, который выбрал для своего «вечернего» дебюта (утренним стала «Дюймовочка») новый главный режиссер академической труппы Сергей Бобровский. Сценически материализованы родители основного потенциального жениха Подколесина - их в авторском перечне действующих лиц нет. Далее не по одному, а по трое слуг, Степанов, у жениха, и девочек, Дуняш, в доме невесты Агафьи Тихоновны.

Что один Степан или Дуняшка, что трое - не имеет большой разницы, если не считать их появление предварительным намеком на зыбкость в спектакле границ яви и сновидений, реального и воображаемого. Возникает нечто близкое к выражению «в глазах троится». Когда Агафья Тихоновна произносит хрестоматийный монолог насчет приведения к единому знаменателю лучших качеств претендентов на ее руку («Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича...» и т.д.), возникают женихи. Они, очевидно, игра невестиного воображения.

При всем уважении к актерам, над ними (в исключительно позитивном значении) довлеет режиссерский концепт. Они послушно, ни на йоту не позволяя заманчивой «отсебятины», следуют за идеями Бобровского.

Очередная, весьма существенная «невероятность» спектакля способна привести к далеко идущим выводам. Дело в том, что три (ну никуда не деться от этой цифры) персонажа-жениха выставлены представителями некоего мини-интернационала. Яичница (Виктор Соболев), экзекутор, то бишь учрежденческий завхоз, обильно размовляет на мови. У отставного офицера Анучкина (Владимир Авраменко) - подчеркнутый немецкий акцент. А появление купца Старикова вообще вызывает у публики легкий шок! В восточном облачении, с бородкой и роскошным даром невесте (разумеется, восточный ковер) играющий купца Хуррам Касымов почти нараспев декламирует отрывки из любовных газелей персидского средневекового классика Харизма на своем родном, таджикском языке.

Прибавьте к этому «креативному» разноязычию донельзя инфантильную, нерешительную, с марионеточными порой повадками Агафью Тихоновну (Мария Колычева). Обратите внимание на несколько верстовых полосатых столбов ХIХ века, на колесо от телеги и хомут (художник Евгений Лемешонок). Нутром учуяв суть таких нюансов липецкой "Женитьбы", герой "Записок сумасшедшего" Гоголя вполне бы мог вопросить: "Уж не на Россию ли в целом намекается тут частично - обликом невесты? На Россию, целокупности и благополучию которой угрожает опасность извне?"

Сколь же трогательно, как итог напрасно прожитой холостяцкой жизни, контрастирует вышивка крестом, едва намеченная Подколесиным-женихом в первом действии и законченная Подколесиным-стариком под финал спектакля. Впрочем, Сергею Бобровскому несвойственен фатальный пессимизм. Лучом нескончаемой надежды возникает рядом со стариком вечно юная Агафья Тихоновна все в том же подвенечном наряде. Счастье, пусть и локально-семейное, никогда не перестанет быть возможным...

Константин КЛЮТКИН